Именно теперь, когда в России воцарились самые низменные пороки, когда царствуют ложь и лицемерие, алчность и похоть, глупость и злоба, беззаконие под маской закона, когда у власти - подонки, когда все разумное, доброе, вечное – высмеяно и втоптано в грязь, нам очень трудно не задумываться над вопросом «а не промахнулись ли мы?».
А Виктор Цой как будто всё предвидел, и даже предупреждал. Но появись песня «Атаман» тогда, когда мы ждали перемен, она была бы воспринята иначе. Тогда бы мы её просто не поняли и не прочувствовали так, как теперь.
Давайте разберём песню «Атаман» внимательно ( этого заслуживают все песни Виктора Цоя).
Ох, смотри, не промахнись, атаман,
Чтоб не дрогнула рука невзначай.
Да, смотри, не заряди холостых,
Да не думай о петле палача.
А не то наступит, ночь - ночь.
И уйдут от нас поля и леса.
Перестанут петь для нас небеса,
И послушаем земли голоса.
Ключевой образ в этом сюжете – выстрел, который должен совершить Атаман, и от результативности которого напрямую зависит, наступит ли «ночь». Что такое ночь в контексте этого образного ряда? По этому поводу вспоминается история о том, как умер патриарх Тихон. В 1925 году, в праздник Благовещения, патриарх почувствовал себя плохо. Без четверти двенадцать, узнав, который час, он вздохнул: "Скоро наступит ночь, темная и длинная". Дважды перекрестившись он поднял руку для третьего крестного знамения — и его земной путь завершился. С тех пор над Русской церковью опустилась ночь, темная и длинная, и мы не знаем, сколько ещё она будет длиться. В контексте этого образного ряда «ночь» - это время тьмы, когда нет света, когда царит мрак.
Итак, «Атаман» должен успешно стрелять, чтобы предотвратить воцарение тьмы. Но о каком масштабе тьмы идёт речь? О вселенском мраке? Или о тьме в пределах отдельно взятой страны? Или в пределах сознания одного отдельно взятого человека? Каждый ответ – правильный, поскольку речь идёт не о каком-то отдельно взятом сиюминутном сюжете, а о высшем духовном законе, который проецируется и на весь мир, и на отдельные города и страны, и на сознание каждого человека, и на церкви, и вообще на любые организации. Виктор Цой, как и все пророки, поёт о вечном, о непреходящем. О том, что было актуально тысячи лет назад, и будет актуально через тысячи лет вперёд.
Призыв к «Атаману» проявить максимум стараний при стрельбе, проявить твердость руки, отбросить страх, не заряжать холостых – это призыв не только решимости, но продуманности и эффективности тех действий, которые необходимо предпринимать во имя защиты «полей и лесов», что в символическом смысле обозначает защиту всего того ценного, что составляет наше «жизненное пространство». Если приложить этот образ «поля и леса» к стране, это будет означать Родину. Если приложить к сознанию человека, то «поля и леса» - внутренний мир человека в смысле полноты его сознания - в отличие от образа «дом», который символизирует только ближайшую к «собственному я» часть сознания.
Чем ещё грозит неуспех «Атамана» в совершаемой им боевой операции? Тем, что «перестанут петь для нас небеса, и послушаем земли голоса». При таком противопоставлении «неба» и «земли», пожалуй, даже самые нечуткие люди уловят основной смысловой мотив – противопоставление возвышенных, благородных мотивов и мотивов низменных. Утрата возвышенных, благородных мотивов в душе человека, и обращение его к мотивам низменным, пошлым, плотским – вот что ожидает того, кто не успешен на этой невидимой войне.
Дальнейшее развитие сюжета печально:
А потом наступит, день - день.
Каждый скажет "то что было - не помню".
И пойдем мы под пастушью свирель,
Дружным стадом - на бойню.
Итак, вслед за ночью наступает день, - казалось бы, надо радоваться отступлению тьмы, но увы – побеждённых ждёт лишь забвение перед гибелью. Да, такое продолжение сюжета неприятно – человеку хочется видеть свои неудачи и поражения как «черные полосы», за которыми обязательно последуют «белые полосы» из успехов и достижений. Маятник судьбы, качнувшийся на время к неудачам и поражениям, как нам кажется, должен качнуться и обратно, принося с собой удачи и победы. Но нет, потерпевший поражение в духовной битве становится подобен ненужному скоту, которого остается лишь отвести на убой.
Такова же участь всех народов, которые проиграв битву с врагом, потеряли свои «поля и леса», лишились Родины и погрузились в забвение, утратив своё национальное содержание. Здесь важно понять причинно-следственную связь: главным народообразующим факторм является именно «пение небес», - тот мотив, который составляет духовное наполнение народа и ведёт народ под Богом. Всё остальное – дело наживное. Поля и леса, озёра, реки, горы, всё это может приобретаться и утрачиваться народом, но только до тех пор, пока для народа «поют небеса», то есть пока народ не утратил своих духовных ориентиров, своей веры, своего Бога.
Участь и каждого человека, каждого народа, да и всего мира в том, что каждый живет лишь до тех пор, пока побеждает в духовной войне за своё небо – то есть за благородные, возвышенные мотивы, за честь и совесть, добро и справедливость. А побеждённые, - потерявшие «пение небес» и обратившиеся к «голосам земли», то есть к низменным, неблагородным мотивам, утратившие веру в добро и справедливость, начинают гнаться за материальными ценностями, удобствами, благополучием, незримо продавая за эти низменные ценности своё небо.
Строка песни идёт как бы и вне куплетов, и вне припева:
А Бог терпел, и нам велел, потерпи…
Для тех, кто хорошо знаком с творчеством Виктора Цоя, эта строка – знаковая. Дело в том, что язык песен Виктора Цоя – это чистейший язык библейских образов, характерный для настоящих пророков, но… до сих пор не было известно ни одной песни, где Бог упоминался бы открытым текстом. Это обстоятельство давало некоторым повод говорить о том, что творчество Виктора Цоя с библейским контекстом вообще не связано, и что вообще он, якобы, духовными вопросами не интересовался – иначе бы религиозная тематика в его песнях звучала бы напрямую. На это мы всегда возражали то, что, во-первых, упоминать Бога всуе – вообще грех, а во-вторых, для настоящего пророка как раз вполне естественно нежелание вписывать себя в существующий религиозный контекст, поскольку он во многом извращен и дискредитирован, а главное, ориентирован лишь на свою специфическую аудиторию, наподобие «бабушек в платочках».
Одна эта строка даёт ответ на огромное количество вопросов, о которых шли споры более 20 лет. Теперь мы имеем явное упоминание Бога, сразу расставляющее многие «точки над i» - ведь речь идёт не просто об упоминании Бога, которое могли бы трактовать в свою пользу все религии, но речь тут идёт о совершенно конкретном Боге, который терпел и нас тому же учил. Такое понимание Бога существует исключительно в христианстве.
Alexandr Smirnoff, 2012, для "Йя-Хха".
