... У меня долго не было сил – просто сесть за стол и написать, перенести на бумагу две странички блокнотного текста. Понимаю: должна, обязана. Но не могу. Я, как и тысячи его поклонниц и поклонников, его любила. Все это просто и понятно: «Я люблю ВИКТОРА ЦОЯ».
Однажды мы поругались с мужем: на экране возник хрупкий худощавый Витькин силуэт, его глаза смотрели в упор, укоряюще.
- Витька! Солнышко ты мое! – закричала я.
- А-а! Значит, Витька – солнышко?! Да чем он так хорош-то, что он из себя представляет, твой Виктор Цой?!
- Как раз-таки он из себя действительно что-то представляет.
Муж тогда хлопнул дверью, обиделся.
Узнав о трагическом известии, мы оба долго и тяжело молчали. Почему, почему все умные, добрые, замечательные не живут долго?!
Он не умел лгать – ни в жизни, ни в песнях.
... Год назад я работала редактором фабрично-заводского радиовещания. Узнав о концерте в Лужниках – Кинчев, Цой, группа КИНО – я отправилась туда, прихватив старенький «Репортер».
Пробившись за кулисы, я лихорадочно обдумывала, что сказать дружинникам – уж очень несолидно выглядело мое фабричное удостоверение. Вдруг краем уха услышала: «Цой – в третьей гримерной!» Бросив дружинникам пропуск, я рванулась в гримерную: «Девушка, куда же вы?!» До концерта оставалось полчаса.
Витя сидел в пустой гримерной, больше похожей на вокзальный зал ожидания. Цой был усталый, он зябко поеживался. Ребята мне объяснили потом, что группа только сегодня из Ленинграда, и с вокзала – прямо сюда, еще даже не устроились в гостиницу. Рядом сидела девушка, почти девчонка – с сердитыми мальчишечьими глазами. Тогда ее часто можно было увидеть рядом с Цоем – как телохранитель, она сопровождала его везде и всюду и, казалось, готова была броситься за него на каждого. Мне она понравилась, и я улыбнулась ей и Вите.
Представившись журналисткой, я уже хотела было соврать – какой-нибудь солидной газеты – как Цой меня перебил:
- Не люблю журналистов!
- Почему?
- Потому что вы никогда не говорите правду.
Спорить было бесполезно, и он был прав – сейчас-то все говорят правду...
Неприятно задетая, я упала духом и уныло спросила – а как он относится к журналистам многотиражек: ведь наше с ним интервью будет всего лишь передано по заводскому радио. Цой оживился, девушка тоже улыбнулась.
К тому же мне удалось разрядить ситуацию своей нелепой возней: естественно, тут же у «Репортера» сели батарейки, драгоценное время уходило на мое сопение и бормотание – сейчас, сейчас...
Наконец, запыхавшись и покраснев, я попросила разрешения записывать в блокнот, Витя великодушно кивнул.
И – вот она, запись нашего разговора.
- Если говорить о группе КИНО и Викторе Цое, - легко ли с Вами работать?
- Со мной? Работать трудно.
- Сегодня много говорят о нашем поколении, его проблемах, в том числе и проблеме наркомании, ведь фильм «Игла», в котором Вы недавно снялись, тоже об этом? Как Вы считаете, почему эта проблема встала вдруг так остро?
- Почему так остро? Потому что гласность. Об этом и раньше все знали.
- Могли бы Вы полюбить все человечество в целом?
- Нет. Я не могу любить тех, кого не знаю.
- Какие черты в людях Вам наиболее неприятны, которые Вы не могли бы им простить?
- Подлость, предательство. Это прощать не нужно. Люди, у которых эти чувства развиты, - мне не хотелось бы, чтобы им нравилась группа КИНО.
- А какие черты – симпатичны?
- Чувство юмора. Особенно в девушках.
И, продемонстрировав свое чувство юмора, на вопрос – чем для Вас был фильм «Игла» - Витя заявил:
- Фильм «Игла» был для меня возможностью развлекаться за государственный счет.
- Расскажите о Ваших песнях.
- Я пишу песни, и мы их играем. Я никого не заставляю себя слушать.
- Есть ли среди них одна, самая любимая, визитная карточка, что ли, группы?
- Нельзя судить по одной песне о группе. Одна песня – это рассмотрение проблемы с одной стороны.
- Как Вы думаете, как долго будут жить Ваши песни?
Виктор задумался.
- Не знаю. Я пою, и очень рад, что находятся люди, которые приходят и их слушают.
... Вот такое короткое интервью. Но здесь он весь – прямой, искренний, ни тени позы, открытый – до незащищенности.
Никогда не забуду, как на концерте в Лужниках тогда администрация постоянно включала свет в зале, чтобы милиции было удобнее выводить танцующую публику.
Свет бил артистам в глаза, мешал работать. И если яростный Кинчев орал, выскочив на сцену? «Этот свет – лажа! Тушите – не буду петь», то Цой лишь как-то беспомощно заслонился рукой и попросил тихо: «Потушите, пожалуйста, в зале свет».
В. Мамонтова
