В 1996 году у меня не было Интернета. Но была такая школьная тетрадочка 96 листов. Не Дневник. Просто тетрадка, куда я записывал свои мысли или то, что происходило со мной или моими друзьями в то время в виде рассказов, изменив имена, названия городов и немного ход произошедших событий. Порой в тетрадке появлялись рассказы о том, чего со мной в действительности не было, но я все равно записывал эти придуманные ситуации в свою тетрадь. Многие мои друзья в то время читали эту тетрадку и даже оставляли комментарии в ней.
Прошло 10 лет.
Быть может, кому-то эти рассказы покажутся детскими и неинтересными, а быть может кто-то, просто вспомнит те времена, юность и улыбнется.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
(Героям Цоя посвящаю)
НАШИ ДНИ
Побитый как старый пес БэТР еле катился по раскаленному песку. На броне сидело трое: молодой наемник в растрепанной «афганке» с многочисленными заплатами и лишь одной нашивкой на груди - B III Rh (+), обозначавшей группу крови, совсем седой офицер с закрашенными зеленой краской звездами майора и большая овчарка с перевязанной лапой в ошейнике из грубой черной кожи и солдатскими смертными жетонами на мощной шее. Ехали молча, наемник смотрел на дорогу, вспоминая недавнюю переделку, когда их дозорный БэТР наскочил в ущелье на ощетинившийся стволами грузовик, да полсотни духов, расплесканную среди скал.
Он воевал уже несколько лет и достаточно хорошо ориентировался на войне, но от глупой случайности никто никогда не застрахован, тем более здесь на границе Афганистана и Пакистана. Из-за своего камуфляжа – бледно-бледно зеленого с выцветшими коричневыми пятнами он почему-то получил здесь кличку Грибник и не очень то обижался на нее – клички были у всех, вот и у его дружка, который бросил последний курс института и на последние деньги рванул сюда, тоже была кличка – Волк за свою вечную тоску в глазах и короткие ответы на ломанном английском как будто в сторону и совсем не задумываясь. Они дружили с восьмого класса и им казалось, что они всегда будут вместе. Но все случилось иначе…
ТО ЖЕ ВРЕМЯ. ДВЕ НЕДЕЛИ НАЗАД
В тот самый момент, когда механик увидел в смотровую щель медленно выкатывающийся им навстречу грузовик, отделение Майора уже выскочило из боковой двери-люка и, пригибаясь, в падении, залегло за камнями, выбирая цели, раскладывая перед собой дополнительные обоймы.
«Волк ! Прикрой !» - крикнул Грибник и, перекатившись на другую сторону дороги, оказался рядом с Майором и радистом.
В этот самый момент почти одновременно ухнули два выстрела гранатомета и перед БэТРом полыхнуло огнем, он замер, но лишь на мгновенье, затем проворно рванул назад, выплевывая песок из-под колес. Механик Кравцов «катался» по горам уже почти пять лет и знал толк в ловушках «духов». БэТР подкатил к своим, прикрывая их броней, и тут же башня БэТРа озарилась взрывом гранат – ее развернуло и покорежило, но не сорвало. Духи ожесточенно стреляли со всех сторон.
«Я – 316-ый, я – 316-ый !» - злобно кричал в микрофон рации Майор, прошу «дождя», прошу «дождя», координаты…
Рация молчала, казалось, замолчало и все вокруг, бывает такое на войне: приткнулся к прикладу пулемета Али – их единственный в команде иностранец, затих гранатометчик Макс по кличке Алтарь – затих навсегда, осколки гранат прошили ему спину. За камнями напротив словно во сне замерли в ожидании Волк и Кноп – совсем молоденький мальчишка, который оставшись без родителей, рванул на своих двоих в Афган – здесь его и подобрал Майор, спас от отправки домой. Кноп прилип к Майору, и был ему как сын, а остальным вроде младшего брата.
Сделав условный жест рукой, Волк, показав на себя и Кнопа, показал : залезайте в броню, я прикрою и в тот же миг нажал на спусковой крючок АКМа. Майор, мгновенно оценив ситуацию, рванул в люк, за ним радист и Али, волоча за собой Макса и последним, дав короткую очередь из ручного пулемета с двух рук, – Грибник, краем глаза смотря на Волка и Кнопа, - те заливали горы свинцом, Кноп ловко строчил из РПКашки, но вскоре, заметив подползший БТР, по команде Волка прыгнул в люк спасительной брони.
«Волк, давай !» - завизжал Кноп, удерживаемый сзади Майором. Из люка БэТРа кто-то яростно выбрасывал дымовые гранаты.
Тот час из-за вершины показались «вертушки», которые с ходу начали палить НУРСами в ущелье.
Растрепанный БТР рванул с места и, ловко развернувшись, «побежал» к выходу из ущелья. По отступающему дозору сквозь огонь и стелящийся дым «духи» стреляли во всю мощь, в слепую, наугад.
Уже запрыгивая в боевую машину, раненный в руку Волк получил очередь в спину. Кноп с Грибником, на ходу, за руки, втащили его в БТР, который и так уже был полон крови и брани.
ПРОШЛО ПОЛГОДА
… Еще молодой парень шел по Питеру по Литейному проспекту, было начало июня и солнце еще только начинало печь, но лицо парня было загорелым до черноты, и многие обращали на это внимание. Несмотря на свою молодость, волосы его уже на треть обрели седой окрас, а глаза выдавали в нем человека, видавшего виды. Ему был непривычен город, он давил, он щемил его, но ко всем «прелестям» цивилизации он был готов, и это было ярко выражено в сжатых кулаках и решительности, смешанной с безразличностью, которая исходила от каждого сантиметра его тела. Он был одет в спортивный костюм, который уже давно был не в моде, пятнистую камуфляжную майку и кроссовки «Динамо», которым было уже лет десять. Было видно, что парень неплохо сложен, но сказать, что он был «качком» нельзя. Он и сам знал это, его тело и так было готово дать отпор, не опираясь на силу мышц, он интуитивно втягивал воздух, но знакомого запаха войны не было. Пахло летом.
Он вошел в знакомый ему двор, открыл дверь парадной и медленно стал подниматься на пятый этаж.
На ходу, опустив вниз голову, он смотрел на предмет, который держал в руке. Он остановился на пролете третьего этажа и разжал кулак : о, как много пронеслось перед его глазами в эти несколько секунд, пока он смотрел на затертые, расцарапанные солдатские военные жетоны на шариковой цепочке, принадлежавшие его другу…
«Ты обязательно вернешься домой,» - говорил Волк, морщась от боли, лежа на полу трясущегося по камням БТРа.
«Ты обязан вернуться, ты – лучше всех, - и он улыбнулся другу, склонившемуся к нему и держащему его голову в своих руках, - Ты дойдешь до Питера,» - уже теряя сознание, выдавил он из себя, сними жетоны, дойди, ты ж помнишь ее дом, отдай Кате, пусть помнит,» - и он крепко сжал руку другу привычным движением, и это движение было последним в жизни Волка…
… Несмотря на прошедшие годы, он отлично помнил небольшую, но уютную кухню, летние вечера, ночи, дни, когда они проводили бездарно свое время. Он помнил спортзал, который их свел по жизни, помнил совместные поездки по городу и за город, помнил все или почти все. Это знание переполняло его, и в то же время было бесполезным грузом, который теперь ему придется нести оставшиеся годы.
Поднявшись на пятый этаж и прикоснувшись к звонку, он задумался, задумался о противной ему жизни, где нет справедливости, и всегда погибают лучшие. Задумался о нем, о себе и лишь напоследок о той, к которой он приехал сейчас.
Он много про нее знал по личным наблюдениям и многочисленным рассказам Волка, по общению с ней. Он знал, что она вышла замуж через год после их с Волком отъезда, это знал и Волк, на вокзале, когда прощались, Волк сказал: «Кать, выходи замуж, не жди меня, это бессмысленно». Грибник тогда краем уха услышал эту брошенную Волком фразу, обращенную к Кате, но значения не придал, а Катя лишь плакала у Волка на шее и что-то ему говорила, но тот в мыслях был уже далеко. Там где всходило Солнце…
Только сейчас до Грибника дошел смысл тех слов Волка. «Да, все это бессмысленно,» - прошептал он, стоя перед дверью Катиной квартиры.
Через секунду он нажал на звонок. Два длинных звонка пробежали по коридору квартиры, а вслед за ними послышались за дверью легкие шаги девушки. Она открыла, не задумываясь, уж слишком хорошо она знала этот звонок – два длинных.
«Ой, привет ! Заходи !» - сказала она, ее глаза улыбались радостью.
«Вас не было три года,» - встрепенулась было она.
«Меня не было,» - резко бросил Грибник, в ладони которого были жетоны.
«Да, ну проходи,» - заботливо сказала она.
Они прошли на кухню, где почти ничего не изменилось.
«Я вот это,» - прошелестел Грибник, протягивая Кате жетоны.
Она встрепенулась и дрожащей рукой взяла их. В гробовой тишине они громко брякнули, и Грибник опустил взгляд, сколько раз он слышал это бряканье на живом Волке, а сейчас этот звук был совсем неживым. Словно робот он сухо произнес : «Похоронили. На Южном». И молча побрел вон из квартиры. Не помня, как спустился вниз, он вышел на улицу, поднял на секунду к небу глаза, оглянулся и пошел в сторону вокзала…
Он возвращался Туда, где всходило Солнце…
