Илья, Вы организовывали первые концерты никому не известных ленинградских то ли панков, то ли неоромантиков в самом начале 80-х годов: что привлекло тогда к ним Ваше внимание и чем “КИНО” отличалось от других групп питерской школы?
Илья Смирнов:На так и не написанной картине Васнецова “Три богатыря на Невском”: Борис Гребенщиков, Майк Науменко, Виктор Цой – Цой, конечно, младший в дозоре. И его биография помогает понять, что такое “молодёжная культура”, есть ли в этом словосочетании какой-то смысл, а если есть, то какой.
Так вот, если Гребенщиков и Майк – интеллигенты, то Цой, по определению главного питерского звукорежиссера Андрея Тропилло (“Трагедия не может быть попсовой…” Eternalart) – “пэтэушник”.
Напоминаю: он начинал свою карьеру среди ленинградских панков, тоже вполне пэтэушных, которые назывались «звери» и в свободное от хулиганства время как бы музицировали в манере “СЕКС ПИСТОЛЗ”. Наследием этого периода стали песни в репертуаре “КИНО”: “Мама анархия”, “Звери” и “Мои друзья”
(Звучит песня “Мои друзья”)
О “друзьях” Цой поет в третьем лице и несколько отстраненно: “кто-то занял туалет, уже давно разбив окно, А мне, признаться, всё равно”. В панковской компании он не задержался, видимо, она оказалась для него слишком негигиенична, Цой вообще-то всегда чурался митьковско-подзаборных традиций, это один из немногих (ну очень немногих) отечественных рок-звезд, кого я ни разу не видел пьяным. Он предпочитал сухое вино портвейну, не говоря уже про панковский напиток одеколон. Кроме того, вовремя познакомился с Гребенщиковым. Какового предательства ему так и не мог простить главный питерский панк Андрей Панов по кличке “Свинья”: “Конечно, мы для него недостаточно культурные, он теперь в компании Гребенщикова…” (нецензурные эпитеты опускаю).
Посещение Свиньёй и Нехорошим одного из первых московских концертов уже самостоятельной группы “КИНО” чуть не закончилось дракой.
Теперь давайте подробнее про эти концерты. “КИНО” представляло собой акустический дуэт Виктор Цой – Алексей Рыбин, плюс необязательный ударник с бонгами, иногда еще дискотечная колонка, через которую подключали гитару. В роли рекламного агента обычно выступал Гребенщиков: “Пригласите обязательно “КИНО”, не пожалеете…”. Многие потом жалели. Понять, почему, можно с помощью самиздатовского журнала “Ухо”. Там была напечатана (на папиросной бумаге, 10 закладок под копирку) статья “Романтики в лайковых перчатках”. КИНОшникам поставили в вину: первое, внешний вид, “как они выходят выступать: в кружевах, жилетках, бабочках, только что не во фраках”. А это ведь напяливалось не просто так, а в подражание последнему англосаксонскому рок-поветрию, “неоромантикам”. Не то, чтобы рецензенты “Уха” были против моды, все прекрасно понимали, что вся рок-музыка – “депеша эта с Запада”, и распространилась у нас именно как мода, но преувеличенное внимание к внешней атрибутике, “модничество”, оно не приветствовалось. Кроме того, подражать панкам в наших условиях можно было легко и непринужденно, смотри старую песню Володи Сигачёва из “ДДТ” “Мой дедушка панк”, а неоромантики советской сборки выглядели как Эллочка Людоедка в мексиканском тушкане. И вторая претензия журнала “Ухо” к “Цою и Рыбе” касалась уже содержания песен: то, что они “нанизывают цепочку впечатлений и простейших реакций трехлетнего ребенка. Вот очень мелодичная (хорошая!) песня "Солнечные дни":
(Звучит песня “Солнечные дни”):
Может быть, эта песня
Избавит меня от тоски
По вам, солнечные дни...
Слушаешь, слушаешь куплет за куплетом, да, холодно, "Я ношу шапку и шерстяные носки"... Ну и что дальше? А ничего. Просто ребята рассказали нам под музыку, что зимой холодно, а летом жарко”.
Но, тем не менее, популярность “ребят” от концерта к концерту росла. И следующая статья о них в том же “Ухе” была уже вполне позитивная. Почему? Да потому что раннее “КИНО” – это и есть “молодежная культура” в изначальном смысле слова, свободное фольклорное самовыражение очередного вступающего в жизнь поколения в тех формах, которые ему присущи и отличают его от старших братьев и “папаш”. Заметьте, что и традиционные народные песни не всегда балуют нас изысканной сложностью и глубиной. Модничество - тоже один из симптомов болезни, которая, к сожалению, проходит.
И поскольку Цой был человек, от природы одаренный, и у него имелись хорошие старшие товарищи, музыканты АКВАРИУМА или тот же Тропилло, и вся тогдашняя рок-н-ролльная среда была достаточно культурная, то очень быстро от “простейших реакций” он перешел к отражению действительности в художественных образах. “Почему я молчу, почему не кричу, молчу? Электричка везет меня туда, куда я не хочу” - это образ, чёрт возьми.
Но так уж сложилась его судьба, что вся последующая биография “КИНО” – балансирование между “служеньем муз” и шоу-бизнесом. О первом свидетельствует такой замечательный диалог внутри группы, нищей, неприкаянной и не имеющей шансов ни на какое официальное признание.
“ - Не может же так всю жизнь.
- Может , - грустно сказал Цой…
-Так что же теперь?
-А ничего. Играть надо. Музыку делать. Для своих…” (Рыбин А. Кино с самого начала. Смоленск.: Смядынь, РИЦ Иванова А. “Ток”, 1992, с. 60).
Я уверен, что никто специально к этому не стремился, но получилось очень близкое к оригиналу воспроизведение аввакумовского: “Долго ли муки сея, протопоп, будет? – До самыя до смерти”.
С другой стороны – вид на “КИНО” с улицы Рубинштейна, где размещался рок-клуб, а суть этого эксперимента обкома партии и управления ГБ состояла, напомним, в том, чтобы создать “молодежную музыкальную культуру” из песен ни о чем. Но в модненькой упаковке. В штанишках и с причесочками, соответствующими не позапрошлому, а самому последнему выпуску иностранного глянцевого журнала. И в главной роли не поэт и артист, а пустой тусовщик. Да, именно то, что много лет спустя назовут “попсой”. Генерал О.Д. Калугин додумался намного раньше всех “креативных” продюсеров с “фабрики звезд”. И нельзя не признать, что Цой с песнями типа “Раньше я тебя любил, но Сердце больше не поет, И с момента нашей первой встречи Скоро будет целый год” отлично в его программу вписался. Особенно умилял припев: “Ты выглядишь так несовременно рядом со мной”.
Но потом началась перестройка, канцелярские “инструкции по упорядочению” пошли в макулатуру, живой рок вырвался на большие площадки, в том числе и группа “КИНО”, которая на удивление легко стряхнула с себя бюрократический мусор. Песня “Перемен!” стала одним из гимнов последней российской недореволюции.
А на заключительном этапе своей биографии группа Виктора Цоя включается в механизм, который тогда называли “советской эстрадой”, их директором становится Юрий Айзеншпис. Сейчас это имя ассоциируется с “Димой Биланом” и прочими поп-звездами. Я хотел их перечислить, и понял, что более ранних уже никто не помнит, хотя в 90-е они мелькали на экране примерно так же часто, как президент Ельцин. А песни Цоя до сих пор знают наизусть. Но в “КИНО” Айзеншпис выполнял свои профессиональные обязанности по организации концертов, телевизионных выступлений, и делал это хорошо. А художественной частью занимался Цой. Как в любом нормальном театре, где есть режиссер – и есть администратор. И именно в этот как бы (формально) “эстрадный” период Цой создает самые совершенные, самые взрослые и человечные свои песни. На них не заметно ни малейших потёков какой бы то ни было “попсы”.
(Звучит песня “Печаль”)
Последние полтора года истории группы “КИНО”, на мой взгляд, довольно-таки убедительно свидетельствуют о том, что в нашей стране всё-таки существовала некоторая, отличная от нуля вероятность формирования нормального, цивилизованного шоу –бизнеса, когда коммерческого успеха добиваются артисты, действительно выдающиеся в своём жанре (как Пол Маккартни или Майкл Джексон).
Но история, как известно, не имеет сослагательного наклонения. Она совершилась так, как совершилась.
Марина Тимашева:Добавлю к сюжету Ильи Смирнова простые слова: светлая память Вите Цою. А в следующем выпуске я расскажу про новый фильм Рашида Нугманова “Игла Ремикс” - в нем мы снова встретимся с Виктором Цоем и его героем Моро.
(Звучит песня “Пачка сигарет”)
