СОПРОВОДИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСКА К ФИЛЬМУ "ИГЛА"
Режиссер Рашид Нугманов:
— Если кино — это искусство, то оно для меня загадка. И фильм — загадка, которую нужно разгадать. Но ответ не приходит с окончанием съемок или монтажа. «Игла» — мой третий фильм. И в третий раз я не могу сказать, о чем он. То, о чем хочешь сказать,— не всегда то, что говоришь. И точнее — всегда не то.
Истина, как говорят, посередине.
Фильм похож на сновидение. Но умение видеть сны вовсе не предполагает умения их толковать. Бабушкин сонник — забавный предрассудок, способный вызвать улыбку, не более того.
Но у каждого фильма есть свои отмычки. Посложнее и попроще. Правда, далеко не всегда за вскрытыми замками — сокровище. Бывает и пусто. Так что не во всех рассуждениях об «Игле» я могу оказаться прав.
Главным обстоятельством в сценарии было для меня то, что Моро и Дина встретились почти случайно, два года спустя после каких-то событий, о которых нам мало что известно. Кажется, там была замешана любовь. Что, однако, не помешало им надолго расстаться и порвать между собой всякие связи. Значит, вместо истории любви — история равнодушия. Прекрасно. Второе имеет не меньше прав на существование. Разве что менее зрелищно по привычным канонам.
Но такую историю невозможно построить на взаимоотношениях двух людей. Мне показалось важным уравнять все персонажи, выделив одного, главного. Главным стал Моро.
С этой целью роль Дины пришлось приглушить, а историю Фили-Спартака, недостаточно проясненную в сценарии,— развить. Таким образом мы получили три сквозные линии вокруг Моро: Дина, Спартак, Артур Юсупович.
Соблазнительно было трактовать их как «возлюбленная — друг — враг». То есть погрузиться в глубины межличностных отношений. Тем не менее мы решились выйти за этот круг, не представлявший для нас большого интереса.
И именно равнодушие вывело все на другой уровень связей: и любовь, и наркоманию, и Арал.
В определенный момент стало ясно: на этом пути нельзя заниматься ни обвинением, ни оправданием.
«Каждый несчастлив по-своему», как сказал бы Артур Юсупович, перефразировав Толстого. Разумеется, такой оборот дела не вызовет «легких слез очищения». Но от чувства безысходности, тяжести, тоски нас спасала ирония.
Мы отдавали себе отчет в том, что снимаем разыгранные сценки (пусть даже импровизированные), и не строили по этому поводу никаких иллюзий. Мы не пытались заставить зрителя поверить в маски, важно то, что скрывается за ними.
Психология в «Игле» тщательно обойдена стороною. Как причина (или следствие?) — все актеры непрофессионалы.
Никакого разбора ролей не проводилось. Гораздо важнее было человеческое общение, взаимные симпатии. Я не требовал от актера смеяться или плакать, снималось его состояние в данную минуту, и смена множества состояний вела нас по роли.
Разумеется, это ослабило значение сценария, а во многих ситуациях поменяло знаки на противоположные. Так что сценарий теперь существует сам по себе, а фильм — сам по себе. И на этом пути есть потери и есть приобретения.
Всем сценам в фильме по возможности даны разные вектора. Постоянная смена плюсов и минусов. Прогулка к морю после излечения Дины — единственная «нулевая» сцена. Зависание. Здесь интерес к окружающему миру, проснувшийся в Дине, столкнулся с пустотой этого мира. Мертвая точка. Судьба Дины стала неясной.
Так сложилось трехчастное построение фильма: 1. До моря. 2. Море (вернее, его отсутствие — оно высохло до дна). 3. После моря. Действие — момент равновесия — инерция. После моря, вернувшись в город, Моро утратил активность. Все его дальнейшие поступки созерцательны; даже в таких сценах, где он проявляет себя как супермен (драка, баня), это выглядит грустно и смешно.
Все рушится. И нет сил и желания что-либо изменить. Наш шофер предложил назвать фильм «Расплата не за горами». Как это ни забавно, но от истины недалеко (если исключить морализаторский пафос). Здесь, в последней части, хотелось нарисовать портрет времени, работать грубо и окончательно отойти от личностных отношений. (Но при одном условии — в прежних рамках узкого актерского состава).
Но все сказанное вовсе не значит, что мы придумывали себе какие-то законы. Все делалось просто и элементарно. Работа с актером часто сводилась к одной фразе: «Ври, но верь в свои слова». Никто не знал наперед, что будет происходить на площадке: ни актеры, ни оператор, ни режиссер. Объекты обычно выбирались по ходу съемок. «Вот это нам подходит» — таков был главный критерий выбора. Но эта простая работа отнимала все дни и ночи.
О чем эта история? Можно сказать так: человек вышел на улицу и не вернулся. А почему? Все зыбко, старые опоры сгнили, новых не построено. Но надо жить, умереть нельзя. Потому что неясно еще твое предназначение, ты совершал ошибки, но был честен, ты был слаб, но не подличал, ты был виноват, но искупал чужие грехи. И даже получив нож в живот, ты встанешь и пойдешь дальше.
Но можно сказать и по-другому. То есть совсем по-другому.
Ведь в кино показываешь фрагмент. И никуда не денешься, хоть вывернись наизнанку. Показываешь часть, но пытаешься заложить целое. И если это получится, то можно говорить о чем угодно, не обязательно только о том, что явно, что лежит на поверхности. В хорошей работе это само собой разумеется и не требует доказательств.
Алма-Ата, май, 1988 г.
На фото: плакат "Иглы", изготовленный в Казкинопрокате в 1988 г. Автор неизвестен - если он или она читает эти строки, просьба откликнуться.