Это Майк, сказал двоюродный брат Вячеслав, появившись как-то на пороге старой коммуналки. Он в «Аквариуме» играет.
Забавно. Дело в том, что многие мои приятели так или иначе были связаны со славным факультетом ПМ-ПУ «им. Б.Гребенщикова», так что про «Аквариум» я уже слышала немало разного.
Майк и Вячеслав приехали обсудить предстоящую поездку в Вологодскую область. В этих краях они намеревались играть рок-н-ролл, пусть даже на танцах. В качестве консультантов были приглашены два моих бывших одноклассника.
Обсудили, скромно поужинали, что-то выпили, что-то спели. В светской беседе Майк всех очаровал.
Итак, знакомство состоялось 23 июня 79-го года. Сердце тогда не екнуло, не пойму только, почему я запомнила число...
Второй раз мы встретились на свадьбе все того же Вячеслава. Майк сидел рядом со мной, рассказывал смешные истории, был галантен, мил и скромен. Вечером ему пришлось уехать на спектакль (Майк был звукорежиссером в Большом Театре Кукол). А потом он вернулся. Все гости удивились, а я еще и обрадовалась (правда, очень осторожно).
Приезжай завтра к нам на репетицию, — попросил Майк, когда свадебное торжество завершилось. Я, разумеется, приехала, и, разумеется, завязался роман.
В БТК я смотрела спектакли (то из-за кулис, то с откидного стульчика), знакомилась с радистами, монтировщиками и другими хорошими людьми. Потом шли гулять. Майк водил меня по своим любимым улицам и, похоже, не уставал. А я... Я была на высоких каблуках.
Однажды, послушав восторженный рассказ Майка о последней пластинке Дэвида Боуи, я пожелала ознакомиться с ней немедленно. Даже настаивала. Честно говоря, пластинка была тут не при чем просто я очень устала и мечтала поскорей плюхнуться в кресло. А кавалер то ли недогадлив был, то ли не решался пригласить барышню в какой-нибудь дом.
Слегка удивившись такому нахальству, Майк привел-таки меня в квартиру своей сестры, где временно проживал.
Квартира оказалась совсем недалеко от ВТК. Там мы иногда отдыхали после дальних прогулок. А потом я, осмелев, даже раза два ночевала (на кроватке племянницы).
Не верьте циникам, утверждающим, что все рок-музыканты — самоуверенные бабники! Бывают юноши трепетные и прекрасно воспитанные. Майк, «мне было так братски спать на твоем плече»! Да и какой там сон! Мы то хохотали, как безумные, то слушали индийские раги, почти медитируя в белых сумерках. Но чаще всего я, полеживая, читала что-нибудь диковинное из библиотеки интеллигентнейшей хозяйки квартиры, а Майк в другой комнате тихонько играл на гитаре. Иногда он прибегал показать новый гитарный ход или звал поужинать:
— Эй, Наталья, лови бутерброд!
Замечу в скобках, что «хозяйствовать» в доме — подметать пол или готовить еду — мне было категорически запрещено...
Поездка в Вологодскую область «Капитального ремонта», украшенного Майком, все-таки состоялась. Чтобы ехать с ребятами, я уволилась с очень секретного предприятия, где работала оператором счетных машин. Правда, толку от меня на «гастролях» не было никакого. И вообще все стало непонятно. Осенью в Питере я пыталась устроиться на работу — не брали даже дворником! Майк же в сентябре со своим театром уехал на гастроли в Вильнюс. Когда возвратился, зашел в гости и пересказал «Иллюзии» Р. Баха.
А потом пропал.
Я еще поболталась в городе без работы, но пришлось на время уехать к родителям, чтоб иметь в паспорте хоть какую-то прописку. Про Майка я старалась забыть, и это почти удалось.
Но в мае он встречал меня, как ни в чем не бывало, все в той же комнате на Васильевском...
Лето 80-го. Умер Высоцкий. Московская Олимпиада. Жара. Снова гуляем, взявшись за руки. Но Майк изменился: расслабился, начал водить меня в гости к своим друзьям. Представлял так:
— А это — Наталья, большая любительница помидоров.
Вежливые хозяева все бросали и принимались кормить меня помидорами. Цветы Майк, как правило, рвал на городских клумбах, сирень — на Волковом кладбище...
Странное лето. Я никак не могла понять, что же Майк мог найти во мне интересного, кроме прогрессирующего комплекса мезальянса. Было страшно и весело: не хочется ни о чем думать, и ничего уже нельзя изменить.
Однажды летним вечером, когда мы с балкона Иши Петровского любовались купчинским пейзажем, Майк вдруг сказал:
— Мечтаю поселиться с тобой в старинном замке, но могу предложить только квартиру с родителями и зарплату сторожа...
И еще разные слова о том, как он боится испортить жизнь хорошей девочке...
Со свадьбой решили не торопиться, однако, жилищный вопрос стоял довольно остро. Я думала, думала, думала и пошла устраиваться на работу в «Теплоэнерго», где давали комнаты, но за это учили на кочегара.
Заниматься котлонадзором и газовым хозяйством было скучно. На курсах я откровенно лоботрясничала, а потом отказывалась отвечать, гордо ссылаясь на токсикоз (токсикоза не было и в помине). Вместо занятий часто ездила к Майку на работу слушать продолжение «Москва-Петушки». Или стихи А.Гинзберга. Или «In A Watermelon Sugar».
А жениться нельзя! — громыхал Олег Евгеньевич Осетинский, как-то раз появившись на Васильевском. Он учил Майка вокальным премудростям и заодно нас всех, несмышленышей, жизни:
— Семья только связывает творческого человека! Не надо Майку мешать!!!
«Никто и не мешает», — вздыхала я, мечтая о сыне с карими глазками...
Уже начались холода, когда мне, наконец, предложили комнату. Согласилась сразу — надо же где-то жить. Ткнула пальцем в самую середину ряда прямоугольников на плане кособокой квартиры. Отныне это было мое жилье, означавшее свободу
Майк появился в нашей комнате на Боровой (7-й этаж, 3 звонка) девятого декабря. Сказал о смерти Леннона... Веселого новоселья не получилось...
Наш дом раньше был пятиэтажным, еще два этажа пристроили позже. Они выделялись хилым параллелепипедом на массивном основании, усиливая ощущение временности и зыбкости. Узкая квартира, длинный коридор, упирающийся в большую нелепую кухню. Ни телефона, ни горячей воды — одни разбитые стекла, через которые вплывают, смешиваясь, запахи шоколада (фабрика им. Крупской) и дешевой парфюмерии (фабрика «Северное сияние»).
Майку почему-то нравился этот район «им. тов. Достоевского». Трудней ему было приспособиться к коммунальному быту. Мебель наша вполне соответствовала стилю квартиры. Диван Майк выменял на пластинку у Леши Рыбина. Еще в комнате были две большие белые табуретки и две маленькие, стремянка (она же буфет и гардероб), катушечный магнитофон и старенький проигрыватель.
Потом появился телевизор. Его подарил Родион - как вещь совершенно необходимую для супружеского счастья. Майк тут же принялся смотреть все подряд, даже программу «Время». При этом он спорил с гостями на кружку пива: раньше скажут «100 тысяч чего-нибудь» или «Леонид Ильич Брежнев»
Потихоньку обживались. Облезлые желтые обои скрылись под плакатами и фотографиями хороших людей - напротив дивана висел большой постер Марка Болана. У Болана был «живой» взгляд, то лукавый, то укоризненный Марком звался и наш будущий сын.
По причине низкого давления я почти никуда не выбиралась. Лучшим другом в то неуютное время стал милейший человек Родион. Когда Майк работал или уезжал, Родион спасал меня от тоски смешными историями из своей выдающейся жизни или излагал захватывающие философские теории. При этом мы выпивали огромное количество чая и непременно слушали Вивальди или первый «Dire Straits».
В начале весны пришлось лечь в больницу. Навещали Майк и Родион. С будущей свекровью мы еще не были знакомы, но она хитрым способом передавала в палату запрещенных жареных цыплят, цветы и трогательные записки.
Когда меня выписали, Майк объявил, что мы сегодня же едем в ЗАГС подавать заявление. Моя вполне понятная оторопь его не смутила. Резонные доводы («Ты сам говорил, что нельзя любить законную жену! Зачем нам штамп не хочу в таком виде!!!) остались без внимания. Сказал, что не может рисковать (чем - так и не поняла). Я сдалась.
К свадьбе вообще никак не готовились. Мои родители, приехав накануне, подарили денег. Мы их тут же потратили в ближайшей «комиссионке» на необходимую мебель.
Наши свидетели Иша и Родион в ЗАГСЕ выглядели весьма эффектно. Зато мы были не очень похожи на новобрачных, к тому же во время церемонии глупо хихикали и дурачились.
Потом попрощались с родственниками до послезавтра (Галина Флорентиевна устраивала свадебный ужин) и отправились веселиться по-своему.
Для начала получили в сберкассе компенсацию за кольца (надо ли говорить, что о кольцах мы и не задумывались) и на эти деньги купили еды и питья. «Сайгон», к сожалению, был закрыт «по техническим причинам», но мы славно погостили у Наташи Гребенщиковой, а потом пошли (опять пешком) к Крусановым. Там и происходило это странное и веселое безобразие под названием «свадьба Майка».
2 июля у меня родился сын. С карими глазками. «Поорать» подокна «Снегиревки» приходила довольно большая компания. Поздравляли, веселились, обещали переклеить обои и устроить стерильную чистоту. Только Майк стоял притихший, смотрел и умилялся. Доумилялся до того, что чуть не испортил счастливейший день выписки из роддома. Ну да что сейчас об этом все мы тогда были молодые дурачки.
Ребенок рос, а имени у него не было. Назвать сына Марком нам «сильно не посоветовали», а другого имени мы не припасли. Спорили-спорили и внезапно назвали Евгением. Чтоб, значит, благородным вырос.
Вскоре я увезла ребенка на свежий воздух. С Майком регулярно переписывались.
«31.02.81.
Здравствуй, Наталья! Эй, любимая жена! Ты не знаешь и не представляешь, как я соскучился! Никогда не думал, что по законной жене (даже самой любимой) можно ТАК соскучиться за сравнительно короткое время.
«Дни бегут, как скоты,
Ну и пусть», конечно же.
Сегодня 31 августа, и через тридцать минут начнется осень. Приезжал А.П.Донских. Мы проводили время в некотором пьянстве, причем довольно тупом.
Сегодня я окончательно уволился с работы. Рад безмерно... »
«7.09.81.
...Поступило несколько туманных предложений поиграть на танцах в Пушкине. Хорошо бы!..
...Свин уехал в Прибалтику пить пиво. Можно подумать, что здесь его мало. Но это не так. Здесь мало «Беломора»
Погоды у нас стоят мрачные и своим стоянием давят на психику, вызывая константный даун. Веду себя хорошо...»
«14.09.81.
...На кочегара не берут, возвращаюсь в родную охрану...
...Всю субботу сидел в кресле, смотрел TV, читал что-то, на гитаре тренькал, чаи гонял...
...26-го открывается рок-клуб. 9-го октября концерт, и, как знать, может быть...»
«21.09.81.
...Наше существование потрясли давно не испытываемые катаклизмы: я имею в виду повышение цен....Это был тяжелый день. По просьбе трудящихся. Какое лицемерие! 17- 27% — какая лживость...
Как прокомментировал это событие Иша, жить теперь стало интересней. Чувствуешь себя младенцем в джунглях: идешь в магазин, и не знаешь, что там есть и что сколько стоит. Нужно опять ко всему привыкать заново...»
«26.09.81.
...Я сижу на работе (новая жизнь на новом посту) Здесь неплохо. Это тебе не химфармзавод. Какие-то люди время от времени ходят, но читать не мешают...
...В рок-клуб записались Вовка Козлов и «Союз Любителей Музыки Рок». Я тут же основал fun club — «Союз Любителей Музыки «Союза Любителей Музыки Рок». А также Цой с Рыбой и Олегом под названием «Гарин и Гиперболоиды»...
...«Зоопарк» собирается записывать концертник «Live at LDHS»...
«5.10.81.
...Рок-клуб продолжает свое бесславное существование. Я хожу туда и веселюсь.... Сегодня написал новый номер («Ах, любовь»). Эдакое ретро. И здесь никак не обойтись без фортепиано и кларнета. Петь желательно сладким тенором...»
«13.10.81.
...Мы отыграли концерт 9 октября. 1-м номером играли Вовка Ермолин (гит., вокал), Женька Губерман и еще два «штриха». Мы звучали тоже, кажется, неплохо, хотя пара-тройка накладок была. Голубчик Панкер сделал Live Recording, а Билл — фотографии. Приедешь послушаешь и посмотришь...»
«17 10.81.
...Наконец-то стали получать от шмок-клуба свои кайфы. 13, 14, 15, 16 ноября у меня 6 концертов в ЛДМ вместе с Гребенщиковым и Володькой Леви, правда, в акустическом варианте, но зато — эх да с афишами по всему городу. Идем в гору или куда-то еще, точно не могу понять — куда...»
А потом я вернулась в Ленинград, и началась собственно семейная жизнь. Майк писал музыку и работал сторожем. Я занималась ребенком и встречала гостей.
Часто навещал Родион, приезжал А.П.Донских. Всегда желанные гости — Иша с Людой (Петровские), Паша и Наташа (Крусановы), Голубчик Панкер (Игорь Гудков), Свин (Андрюша Панов), Саша Бицкий, Юлик Харитонов, Саша Старцев. И, конечно, «Зоопарк»: басист Илья, гитарист Саша, Барабанщик Андрей.
А зимой у нас почти поселились Рыба и Цой. И это было замечательно. Витя и Леша пели свои песни — совсем свеженькие. Соседи привыкли к концертам на кухне (специально приходили слушать) и смирились с тем, что нужно перешагивать через ноги Цоя, перегораживающие коридор, когда он, сидя на полу, курил.
Жили мы на 80 рублей, но каким-то образом все гости (кажется) были сыты, ребенок получал полноценную пищу и витамины. Конечно, родители помогали. Когда Галина Флорентиевна приходила посмотреть на внука, она обязательно приносила большую сумку еды.
— Зачем же так много? — лицемерно удивлялись мы.
Ничего, ваши «Шурики» съедят, — резонно отвечала мама.
«Шурики» насчет еды были непритязательны — предпочитали общение и сухое вино.
Не припомню больше такой веселой зимы. Тогда все пели, что-то сочиняли, говорили стихами, дарили друг другу рисунки. Женька прыгал в своей кроватке, а при звуках гитары замирал в радостном ожидании. Меня удивляло, с какой ловкостью Цой управлялся с Евгением. Можно было подумать, что он уже вынянчил несколько детишек или, по крайней мере, младшего братика.
Гости, соседи, гости соседей, соседи гостей дружно хвалили песни Цоя, но он приносил их не нам — Майку. На суд.
Признался как-то, что должен постоянно видеться с Майком, не может не приходить. «Товарищу руководителю» песни ребят нравились, он старался помочь. А однажды отвел Лешу и Витю к Борису Борисовичу (мы с Марьяшей сидели на скамейке, ждали, волновались...). Но это было чуть позже.
Время, как известно, бежит вперед. Друзья играли свадьбы, обзаводились детьми. Гитарист Саша женился на нашей соседке Тасе теперь половина «Зоопарка» жила в одной квартире (очень удобно репетировать). Отель под названием «Брак» продолжал жить — размеренно, плавно, подробно. Скучно нам точно не было.
Я все-таки стала оператором газовой котельной. Долго боялась гудящих машин и приборов, потом привыкла. В котельной временами было намного спокойней, чем дома — без детей, без гостей...
Майк писал новые песни, показывал мне. А я была занудой: рок-н-ролл рок-н-роллом, но тексты Боба Дилана в университетах изучают, Леонард Коэн сборники стихов издает; короче: может быть, стоит еще поработать над текстом?.. Майк убеждал, что в «электричестве» все «ляжет» и будет, как надо.
У него часто спрашивали:
— Сладкая N это Наталья?
Нет, отвечал Майк, на такой девушке я бы ни за что не женился!
«Сладкая И» написана еще до нашего знакомства. И вообще про меня нет ни одной песни! Зато есть стихи — целый цикл четверостиший, каждое из которых начинается «Сидит Пуся...» (на заборе, на антенне, на часах, где не надо и т.д.). Милые глупости. Сочинялись они экспромтом, и на бумаге осталась лишь небольшая часть.
Помню, как обиделась, впервые услышав «Отель под названием «Брак» и «Песню простого человека» Сейчас смешно, а тогда почему-то было важно.
Это не про нас! — оправдывался Майк.
— Публике объясняй! — заводилась я.
Пожалуйста, буду перед каждым концертом объявлять, что у меня лучшая в мире жена, обещал Миня, улыбаясь.
У нас был не отель, а, скорее, проходной двор. В хорошем смысле этого слова. Иногда в комнату набивалось столько народу, что непонятно, где все размещались.
Барабанщик Андрюша Данилов закончил институт и уехал в Петрозаводск, скоро его заменил Валера Кирилов. Приходили ребята из «Секрета» юные, веселые, дружные. Майк настойчиво советовал им написать песни «Лидия» и «Изабелла» (раз уже есть «Рита», «Алиса» и т.п.).
Появились в нашем доме замечательный музыкант Наиль Кадыров, Паша Краев, Костя Гребенкин, Леша Наследов... Коля Васин переехал на Пушкинскую, что, конечно же, прибавило хлебосольному Николаю Ивановичу хлопот от гостей, заворачивающих к нему с улицы Боровой. Не часто, но бывали Юра Ильченко, Костя Кинчев, Юра Шевчук, Федя Чистяков... Всех не вспомню все равно.
Очень многие приезжали издалека. Список городов, где живут наши друзья, обширен — от Калининграда (Андрей Петров) до Владивостока (Саша Демин). «Не друзья, не знакомцы» тоже приезжали Бог весть откуда поглазеть на Майка, выпить с ним, чтоб потом рассказывать.
«Зоопарк» путешествовал. Майк завел карту, на которой отмечал места гастролей. Возвратившись из поездок, рассказывал забавные истории, случившиеся на концертах и в дороге, привозил небольшие подарки и новые слова «для служебного пользования» в группе. Иногда они всей компанией вместе с Севой Грачем (директором) и Ильей Маркеловым (аппаратчиком) прямо с вокзала шли к нам. Отмечали возвращение, отдыхали, разъезжались. Майк радовался тому, что в «Зоопарке» такие отличные ребята, и тому, что они не устают от тесного общения.
Интервью у Майка брали довольно часто. Он относился к этому спокойно, особенно если журналист правильно «подготовился к интервьюшечке» и не задавал вопросов: «Почему ваша группа так называется? Что Вы раньше пишете — слова или музыку? Каковы Ваши творческие планы? »
Музыкантов всегда спрашивают про поклонниц. В группе «Зоопарк» на этот счет была поговорка: «У всех за кулисами красивые девушки, а у нас мужики с бухлом» Но это всего лишь поговорка...
Пока муж разъезжал по гастролям, я принимала у себя подруг. Не то чтобы Майк был слишком суров просто ему милее мужская компания, нежели дамское щебетанье. К некоторым моим приятельницам он привыкал годами, потом мог стать хорошим другом. Умел слушать, успокаивать. Вздыхал: «Бедные вы, бабы!» Уважал «боевых подруг», нежно относился к «сестренкам Оленькам». Сплетни, слишком вольные разговоры о дамах пресекал немедленно и иногда делал это весьма резко.
Майк всерьез жалел, что сейчас не принято обращение на «Вы» к членам семьи. Сына еще в ползунковом возрасте звал Евгением Михайловичем, в письмах передавал церемонные поклоны. Маму называл маменькой, Таню — любезной сестрицей или по отчеству. С особенной нежностью вспоминал свою бабушку Надежду Ивановну...
Вальяжность была Майку к лицу. Он прекрасно бы вписался в обстановку изысканной роскоши. Кстати, мечтал временами ходить во фраке и в чем-нибудь черно-бархатном. А в жизни было все наоборот: Майк одевался как попало. Мы даже ссорились. Я зудела, что пора бы! давно! обзавестись приличным концертным (хотя бы!) костюмом! Муж невозмутимо отвечал, что у «Зоопарка» имидж дворовой группы и он (Майк) этому имиджу вполне соответствует.
Украшений, колец не надевал никогда, носил только часы-напульсник, подарок любимого Демы.
«Скромен и неприхотлив Сид Баррет —
Сам себе котлеты жарит».
Майка устроили бы специальные таблетки: проглотил и не надо отвлекаться на еду. Правда, была у него странная привязанность к болгарским консервам, фасоли и котлетам за 12 копеек. А с соевым соусом мог съесть любую гадость. Жил под девизом: «Сытость располагает к лени и нездоровому гуманизму».
Еще один девиз Майка «Любой труд должен быть оплачен». Но рок-н-ролл был для него не способом зарабатывания денег, а способом жизни (банально, но как тут скажешь по-другому?). Удивлялся, как ребенок:
— Занимаюсь любимым делом, а мне за это еще и деньги платят!
Конечно, мечтал об аппарате для группы, о хорошей гитаре, о студии. Казалось, что еще чуть-чуть — и все будет. Но чуда не происходило. Деньги появлялись и исчезали, добрый дядя на горизонте не показывался, а как умудряются иметь хороший аппарат другие музыканты, Майк понимал с трудом.
Очень своеобразно Майкуша относился к иностранцам: словно боялся, что его могут заподозрить в корыстных интересах, — и на всякий случай становился в позу. Однажды наш приятель привел в гости барышень из Голландии. Майк в это время читал, полеживая под одеялом.
— Ты бы встал, дамы все-таки, — попросила я.
— Пусть думают, что такие наши русские обычаи, — отвечал вредный Миня. Так и общался, и пиво из банки (большая редкость по тем временам) пил лежа. И все только потому, что — иностранки!..
В другой раз к нам приехал американец — брать у Майка интервью. Разговор у них шел на английском, довольно долгий и, думаю, интересный. Прощаясь, журналист решил подарить Майку пачку дорогих сигарет.
Спасибо, я курю только «Беломор», — отказался Майк вежливо, но в лице изменился. Потом еще долго возмущался тем, как его унизили.
Подобных историй много. Я не могу себе представить, чтоб Миня попросил привезти из-за границы гитару, «примочку» или какой-нибудь пустячок. А вот с Сидом Шоу, президентом фан-клуба Элвиса Пресли, они общались на равных; им было, о чем поговорить. Майк очень хорошо знал западную культуру, регулярно читал английскую и американскую музыкальную прессу, запоминая массу информации. Особо интересные статьи переводил для друзей.
Когда в нашем доме во временное пользование появилась пишущая машинка, Майк с азартом взялся переводить и печатать всевозможные материалы о Марке Болане. Оформлял большие разноцветные листы, наклеивал фотографии — мечтал сделать книгу. Но машинку забрал хозяин, и глобальный труд остался незавершенным.
Во всем, что касается музыки, у Майкуши был полный порядок: разгильдяй «по жизни» превращался в педанта. Коробочки с пленками любовно разрисовывались, выходные данные пластинок вносились в специальные большие тетради (тем же шрифтом, какой использовался в оформлении конверта). Думаю, Майк мог бы стать художником, дизайнером и даже режиссером: у него было много идей по поводу съемок, и сны как фильмы!...
Прошло несколько лет. Женя пошел в школу, а я в детский сад. Воспитателем. Мы поменяли рухлядь на мебель и даже купили маленький холодильник. «Зоопарк» продолжал концертную деятельность. Майк начал уставать от гастролей. Поседел, отяжелел. Я его поругивала за лень и в ответ слышала:
— Лень — прекрасное качество, из-за нее я не совершил массу плохих поступков...
Домашний стал Майк. Все норовил поваляться на диване, телевизор посмотреть, пивком оттянуться. Ну и почитать, конечно. Вот его любимые авторы (совершенно вразнобой, как вспомнилось: И.Бродский, А.Гинзберг, Б.Ахмадулина, Н.Олейников, Д.Хармс, Вен. Ерофеев, Б.Гребенщиков, Б. Дилан, И.Тургенев, А.Чехов, М.Булгаков, С.Довлатов, Оруэлл, Кен Кизи, Кортасар, Гашек, Джером К. Джером. В оригинале постоянно перечитывал Р.Баха, Керуака, К. Грэма («Ветер в ивах»). В последнее лето не расставался с книгой Саши Соколова. Еще собирал самые тупые отечественные детективы, где все стиляги — гады, а комсомольцы — хорошие и красивые.
Фильмы Майку нравились «с пальбой и погоней». На самом деле в кино он неплохо разбирался, но терпеть не мог салонные разговоры: «Ах, Феллини! Ах, Антониони!». Из спортивных передач смотрел только гонки «Формулы-1», это святое.
Про самолеты знал все, мог часами о них рассказывать, собирал книги, склеивал модели. Иногда всю ночь делал какой-нибудь особо сложный самолет и утром будил меня совершенно счастливый.
Таким же счастливым выглядел Майк на нашей прогулке: каждую весну, когда в Петербурге цвела сирень, мы отправлялись по набережной Фонтанки на Марсово поле. Шли себе не торопясь и любовались вечерним городом.
Майк очень любил и хорошо знал Петербург, говорил о нем с нежностью, как о близком человеке. Показывал мне красивые дворики, спрятанные в нагромождениях зданий, великолепные лестницы, уголки малолюдных скверов. Конечно, видел он и грязь, и разруху, и бронхитом болел из-за климата, но солнце Майка похоронено в Петербурге, и Петербург довлел мыслям и чувствам его по праву первородства. (Спасибо, Осип Эмильевич!)
Москву Майк не любил. В столице его принимали очень тепло, и ему нравились многие москвичи, но отношения с городом не сложились.
Итак, обнюхав каждый сиреневый куст на Марсовом поле, мы возвращались уже коротким путем — по Невскому. Возле дома заходили в маленькое кафе выпить кофе, шампанского или сухого вина. В кафе хорошо разговаривать «об умном» и «об нас». Однажды Майк спросил, не воспринимала ли я его (когда-нибудь) как звезду. Я удивилась и честно ответила, что пожалуй... но только в первые месяцы знакомства. В нем не было высокомерия. И друзья остались прежние (Саша Самородницкий например, еще со школы). За двенадцать лет моего с Майком знакомства он изменил отношение только к двум людям.
Майк очень ценил дружбу — по-старомодному. Редко кого-то осуждал, полагая, что каждый волен в своих поступках. Неприятные вещи предпочитал говорить прямо, а не за глаза. Он не был мелочным, мстительным или злорадным, разочаровывался страдая, прощал быстро и охотно. Всегда радовался успехам братков-музыкантов: «мы занимаемся одним делом, нам нечего делить».
Возможно, в семье было сложнее. У меня — свои друзья (кроме наших общих), какие-никакие интересы и не во всем совпадающие с предпочтениями Майка вкусы. Но у нас хватало ума не переделывать друг друга и поменьше учить жить.
Хотя без ссор не обходилось. В старинном гороскопе про Овна сказано: «Скорогневлив, но быстро отходчив». После очередной вспышки такого неправедного гнева я намеревалась долго дуться. А Майк, побурлив и выпустив пар, почти сразу же начинал извиняться, раскаиваться, бить себя в грудь и приносить букеты. Действовало. Да и я не ангел: были такие заскоки, что вспомнить противно, а Майк, вместо того чтобы жену в угол поставить, проявлял великодушие и благородство.
Еще он никогда не пытался представить себя лучше чем есть. Честность — одно из главных достоинств Майка.
«Зовите меня, как вам угодно,
Я все равно останусь собой...»
«Самим собой — это сложно...»
У Майка получилось.
Его друзья принимали правила игры, прекрасно вписываясь в новую жизнь. А он сидел на белой полосе и смотрел, как
«...каждый спешит по делам.
Все что-то продают,
все что-то покупают,
постоянно споря по пустякам...»
И только грустил иногда о прежних временах, о том, как было десять лет назад, — все о себе понявший большой ребенок, мудрый Майк...
Когда мусор выброшен и вымыта пепельница, после всех «на посошок» и «на ход ноги» — дверь закрывается... Постояльцы отеля под названием «Брак» возвращают Судьбе светлый ключ. Так бывает. Так может не быть.
«И ОСТАВИ НАМ ДОЛГИ НАШИ »
Из книги «Майк из группы Зоопарк». Издательство "НОТА-Р". Под редакцией Натальи Науменко.
