Вячеслав Бутусов: «Я поставил перед собой сверхзадачу перестать бояться людей, которые приходят на концерты»
Вячеслав Бутусов выпустил на DVD свой творческий вечер «Из рая в рай». Работа получилась довольно необычной. Еще более необычной выдалась беседа Вячеслава Бутусова с корреспондентом Музыки KM.Ru.
KM.Ru: Посмотрел ваш DVD и остался в полном восторге.
- Сделан он очень малыми силами – благодаря усилиям и энтузиазму Бахта Ниязова, который меня и подвиг на это. Потому что я-то, вообще, даже и не думал записывать подобные вещи, просто никогда бы на это не осмелился, потому что для меня этот формат кажется интимным. Если в зале удается создать эту атмосферу доверия с публикой, тогда все проходит нормально. Но ведь это можно почувствовать, только находясь уже непосредственно в зале. Передать же в записи это очень сложно. Ведь там нет особого музыкального качества – каких-то вещей, которые наполняют, насыщают DVD c точки зрения зрелищности.
KM.Ru: Тем не менее каких-то эффектов вы добились и здесь.
- Ну, там они, в общем-то, такие… домашние. Хорошо, если DVD действительно получился близким к той задумке, которую мы и предполагали, чтобы сблизить эти два, условно говоря, формальных мира.
KM.Ru: Последний раз в таком формате вы выступали лет 10 назад, когда давали сольные концерты в поддержку своего альбома «Овалы». Почему такой большой перерыв, и что вас все-таки побудило вернуться к этому вновь?
- Тогда-то у меня просто не было выбора. Я был один и находился в таком, знаете ли, заточении, уединившись добровольно. Около пяти лет я вообще безвылазно просидел в этой комнате с утра до вечера (интервью проходило в студии на знаменитой Пушкинской, 10. – Прим. ред.). Домой я возвращался лишь по ночам. Поэтому у меня не было особого выбора, когда я играл один эти концерты под гитару. То, что происходит сейчас, – это для меня такая попытка наконец-то разорвать этот замкнутый круг моего недоверия к сцене. Я просто поставил перед собой такую сверхзадачу перестать, наконец, бояться этих людей, которые приходят на концерты. Я только сейчас начал понимать, почему я всё время выхожу на сцену такой набыченный и зачем я так боюсь зрителей. Они-то от меня ждут такой же взаимности, а я появляюсь перед ними такой нахмуренный, насупленный – дескать, отстаньте от меня (смеется). Сейчас для меня практика подобных камерных выступлений просто необходима, она сродни какому-то излечению. Когда выходишь из этого умопомрачения, то сам удивляешься тому, как это происходит. Это мистический момент, просто мистический! Раньше я даже не задумывался об этом.
KM.Ru: Насколько вообще по ощущениям отличались ваши новые творческие вечера от сольных выступлений 10-летней давности? По-моему, все прошло принципиально по-другому…
- Да, вы правы. Я не могу сказать, что у меня было много практики в этом отношении. В последнее время у меня подобные концерты были лишь в Алматы, Екатеринбурге и Челябинске. В двух последних городах мы вообще обошлись малыми силами, просто подготовив с женой Анжеликой видеоряд… Буквально вчера у меня был благотворительный концерт в Пушкине в преддверии Дня Победы, праздника Вознесения и 300-летия Царского села. Я выступал в небольшом зале на 200 мест. И как раз вчера я сделал для себя открытие, что мне нечего бояться, и у меня сразу наступило облегчение. Это просто великая радость! Видимо, я именно к этому в последнее время и шел, но просто не понимал. Я всегда отдавал себе отчет, что это отчуждение от публики нужно как-то преодолевать, но не понимал, как это происходит, и не думал, что это случится так просто. Для меня это было загадкой, буреломом, путаницей. А от чего обычно происходит путаница? От лукавого. У меня же на эту тему долгое время было какое-то умопомрачение. Я недоумевал, почему, когда я еду на студию, у меня на душе праздник, я себя там чувствую как рыба в воде. А перед концертом у меня начинается какое-то тошнотное состояние. Это какой-то морок – как будто тебя загипнотизировали, и ты не можешь понять, что вообще происходит, хотя и повода вроде бы никакого нет.
KM.Ru: В свое время вы рассказывали о том, как по нескольку дней тяжело отходили от каждого концерта и признавались, что с удовольствием бы выпускали на сцену своего клона. Сейчас вы сами эти барьеры ломаете - слава Богу, что это удается. А в чем все-таки, по-вашему, таится причина подобных барьеров?
- Пока об этом говорить рано, но, на мой взгляд, все дело в неожиданно свалившейся на нас известности, которую мы восприняли как какую-то вседозволенность, а она на самом деле оказалась не забавой и не баловством. На самом деле, нам в свое время была дана высокая степень ответственности, которую мы просто не поняли. Побаловались, покуражились, а что дальше – непонятно. Оказалось, что все эти вещи требуют от нас нового духовного уровня. Поэтому пока человек по этому кругу несколько раз не пронесется и не поймет, что он уже промчался мимо этой елки четырежды (смеется), он не начнет постепенно снижать скорость и думать о том, а что дальше-то? У меня происходило то же самое: я сначала разогнался, потом долго мчался, потом это все начало повторяться по кругу, и я уже начал задумываться. Скорость начала снижаться, я стал чувствовать, что потихоньку останавливаюсь. По инерции я уже, конечно, пробежался в обратную сторону и понял, что там – то же самое, только еще хуже, но голова кружится меньше. В итоге настал период какого-то окаменения или очерствения. Ты движешься и понимаешь, что это движение по горизонтали давно уже бессмысленно – да и двигаться, собственно, уже и некуда. Значит, нужно устремляться куда-то по вертикали. А как двигаться – непонятно, потому что грудь давит, магниты тянут и надо, оказывается, от этого сначала освободиться, чтобы потом произошло хотя бы минимальное просветление. Как-то очень постепенно шел этот процесс, я просто диву даюсь, насколько я вообще умудрился загнать себя в такое логово, что мне из него так долго пришлось выходить. Самое удивительное то, что это произошло очень незаметно. Для меня не было никакого криминала, я и не чувствовал, что меня куда-то уводит. Причем я долго блуждал, даже не понимая, что я заплутал. В последнее время я часто вспоминаю и привожу в пример, как я в детстве заблудился в тайге, когда мы еще жили в Красноярске. Была совершенная жуть, когда я впервые столкнулся с тем, что испытал холод одиночества. Мне было 7 или 8 лет, я только пошел в школу и впервые ощутил состояние полной бесстрастности, когда я перестал испытывать злобу или страх перед этими огромными кедрами сибирской тайги. Не было ничего, в том числе и не было никакого сострадания. Вроде бы я уже был на грани истерики, у меня уже потекли слезы, но тут я почувствовал эту тишину – вроде бы и не пугающую, но при этом совершенно непонятную. Тогда я, конечно, испытал такое ощущение окамененности. Такое состояние потом меня настигало не раз. Правильно говорят, что в целом мы обычно ощущаем себя ужасно одинокими, потому что вся проблема нашего общества кроется в том, что нас разъединили, и теперь мы даже не догадываемся, насколько мы друг другу нужны и что в каждом из нас присутствует то необходимое звено, которое это единство и создает. Мы разрушены – в этом все коварство и вероломство. Чтобы в каждом из людей заработала вот эта «лампочка» и все это объединилось, нужно преодолеть такой долгий путь! Как сказал Серафим Саровский, «стяжи дух мирен - и вокруг тебя спасутся тысячи». В зависимости от того, как человек очищается изнутри, радиус вокруг него наполняется и просветляется.
KM.Ru: Другого пути попросту нет.
- Но и этот путь настолько тонок и неуловим! Все эти правила и постулаты раньше на меня действовали раздражающе. Даже когда я в отчаянии доходил до вопроса «что делать?», мне говорили: «Не унывать». Я не понимал, как это можно осуществить, буквально возопил, и мне казалось, что никто мне толком не может этого объяснить. Вот и получается, что это – какой-то барьер или стекло. Здесь-то ты слышишь себя, издаешь какие-то звуки, понимаешь, что говоришь, а с той стороны от тебя видны только эти запотевшие следы на стеклах – и ни звука вообще. А я еще вдобавок не вижу, что там вообще снаружи. Есть в этом зеркальное лукавство, когда тебя вообще замыкает в пространстве, и ты видишь отражение всего, что в тебе находится, – но не более того. Это все множится, искажается, увеличивается, уходит куда-то в бесконечность, и ты перестаешь что-то понимать и совершенно теряешься.
KM.Ru: Это такой ад внутри тебя, когда ты бегаешь по кругу и не можешь найти выход вовне.
- Да, получается чистой воды отрава, в которой все множится. Самое ужасное здесь то, что ты как человек, живой организм вынужден адаптироваться в этих условиях, мутировать и привыкать к этому яду. Сначала ты его начинаешь усваивать, потом не можешь без него жить, а в итоге превращаешься в какого-то монстра, упыря.
KM.Ru: Эти состояния, которые вы великолепно описали сейчас, вы очень хорошо передавали и в интервью 4-5-летней давности. Речь шла о некоем внутреннем смятении, которое вы скрывали за внешней непроницаемостью.
- На самом деле, получалось, что человек стоит перед какой-то неразрешимой задачей, и видно, что перед ним находится какая-то решетка… на голове. На нем надета железная маска, он закован в забрало.
KM.Ru: Что вам в итоге помогает разрывать эти путы? Рождение сына?
- Все это происходит по этапам. А рождение сына для меня уже стало таким чудом, которое развернулось передо мной во всем своем модуле. Я вдруг увидел, как все эти заповеди «не унывать» начинают раскрываться воочию. Я вдруг ощутил в себе огромные силы и понял, что они мне даны, чтобы приложить их к этому новорожденному человеку. Нельзя назвать это самопожертвованием, потому что эти силы все равно даются сверху. Сами мы ничего не отдаем, а просто выступаем как посредники тех сил, которые пока еще опекают живое существо, только что вышедшее из райской утробы. Пока я приходил к пониманию того, что я должен достичь определенного уровня самоотверженности, на определенных этапах я заставлял себя это делать насильно. Я утруждал себя, принуждал, ловил себя на этом и заставлял себя это делать. В какой-то момент мне стало понятно, что я вынужден пройти через это перерождение авторитета, прежде чем эти вещи в меня войдут натуральным образом. Постепенно я понимал, что должен жить исключительно ради семьи, ради тех близких людей, которые рядом со мной. И то состояние бесстрастности, которое я имитировал на людях, все равно было самообманом. В определенный момент я перестал понимать, зачем мне в таком ложном состоянии выходить перед чужими людьми, когда у меня есть близкие люди, которым это необходимо в любую минуту. Все эти вещи я осознавал постепенно, нельзя сказать, что это были какие-то откровения. Конечно, были редкие моменты озарения, но они были связаны с восторгом. Но в остальном этот процесс самопознания был сравним с горькой пилюлей. Мне все эти истины открывались так четко, что у меня даже ноги подкашивались, из-за того, что я воспринимал мир в таком искривленном виде. Так что все происходило постепенно. У меня даже был определенный период восторга, неофитства, И слава Богу, что это состояние тоже было, ведь это очень большая поддержка. Как человек восприимчивый и, может быть, в каком-то смысле даже доверчивый и наивный (как сказал мне Костя Кинчев: «Ты слишком доверчивый»), я очень легко вошел в состояние восприятия Чуда. Когда я услышал от нашего батюшки Иоанна о такой вещи, как ощущение Бога, я осознал, что это возможно постичь самому. На какое-то время эта идея целиком захватила мое внимание, и я ходил с этим состоянием. А потом я понял, что мы же ходим под небом, где нет четкой границы между «выше и ниже», так что оттуда сюда все переходит очень плавно. Это есть, это надо чувствовать, а вот от той кастрюли, которую я надевал себе на голову, избавиться очень сложно. Такое ощущение, что это – панцирь, который со временем прирастает, а внутри него ты чувствуешь гул. Однажды регент нашего храма спросил, почему я не хожу петь к ним в хор. Я ответил, что у меня какой-то шум в голове, а он понимающе заключил: «Ааа, бетономешалка! Ну, это пройдет со временем…» Понимаете, словами все эти вещи передать действительно трудно, ведь они настолько неуловимы. Пока не читаешь молитвы, пока это все в нас не войдет, наш язык и наши слова очень трудно передают такие состояния. Иногда просто ловишь себя на мысли, что лучше и не пытаться объяснить.
KM.Ru: Но у вас это замечательно получается. Я уже молчу о том, что ваши песни это прекрасно передают.
- Песни – это немножко другое, там все-таки эмоции, и от них никуда не денешься. Ибо музыка – это вещь эмоциональная, она даже такого неподвижного человека, как я, заставляет выражать какие-то переживания. Когда я закрываю глаза, я иногда ловлю себя на мысли, что у меня происходит с выражением лица. Как бы я ни старался удерживать эту маску, все равно изменения неизбежны. Музыка - это такая вещь, которая тебя растягивает и так, и так, но все равно тебя вытянет, и ты зашевелишься. Иначе ты просто не сможешь пропеть эту фразу, потому что эти ноты разной высоты, тонкости и толщины. Нельзя себя все время держать в остолбеневшем состоянии, это невозможно.
KM.Ru: Вы устанавливали для себя творческие фильтры, когда воцерковлялись?
- У меня был период, когда я просто сидел с различными источниками, включая Библию и молитвослов, и открывал для себя все эти странные слова, вроде «колесницегонитель». Какое-то время я просто сидел, выписывал их и потом использовал в текстах. Конечно, я трансформировал эти образы до доступной обывательской степени, потому что таким языком говорить нельзя без предварительной подготовки.
KM.Ru: У человека непосвященного они просто могут вызвать негативную реакцию.
- Поэтому это тоже должно раскрываться постепенно. Потом у меня был период, когда я начал подчищать тексты. Затем я просто перестал использовать те из них, которые вызывали во мне какое-то сомнение или смущение, я просто перестал их вырывать из прошлого. Постепенно атмосфера расчистилась, в сознании у меня появились совершенно другие образы, и я начал понемногу оттаивать. Мне больше не надо было подбирать тяжелые фразы, слова и мысли, которые бы угнетающе воздействовали на слушателя. Себя я тоже перестал угнетать каким-то мрачняком. Я начал чувствовать более тонко. Одновременно с этим я почувствовал, как выражается тот же Костя Кинчев, определенную степень изгойства. Люди это воспринимали, в лучшем случае, как странность и наивность, а в худшем – просто как отклонение от нормы. Но это все, слава Богу, довольно легко проходит. Когда ты чувствуешь неуловимо привлекательную вещь, которая тебя притягивает без всякого нахрапа, ты делаешь все, только чтобы не потерять этого. Потихоньку, все больше и больше размораживаясь, я начал как-то улавливать эти вещи. Эту малейшую радость, которую я раньше воспринимал как рутину. То есть она у меня была покрыта пылью и паутиной - и я ее толком не ощущал. Просто изнутри меня все было зашторено и завешено.
KM.Ru: А конкретные примеры переделок строчек из старых песен вы можете привести? На DVD вы, например, поете в «Прогулках по воде» «Ты и верно чудак»…
- Да, это, конечно, все не случайно. И потом, зачастую эти замены рождаются прямо в процессе исполнения песни. Не то что я придумывал это специально, у меня были попытки это переделывать. Но они были сравнимы с генеральной уборкой, когда я их бросал на полпути. Мне не хватало внимания. Сейчас, поскольку мне это дано и я это вижу, то я просто не имею права это пропускать. Поэтому, как только меня что-то смущает, я либо откладываю, либо переделываю. Совершенно спокойно, без всякого зазрения совести. И, конечно, я надеюсь на то, что на новом уровне осознания должен писать тексты, которые не будут меня смущать в дальнейшем. Я понял, что лучше долго и упорно делать что-то одно, но по совести, чем потом это долго-долго переделывать. Потому что в тылу остается такая брешь, что это становится очень опасным. Ты все время начинаешь жить с каким-то чувством опасности, что за спиной у тебя осталась дырка, через которую может проникнуть враг.
KM.Ru: Насколько для вас было органичным вновь заковать себя на концертах в рамки программы «Наутилуса Помпилиуса»? Тем более в поддержку вашего альбома «Богомол» не было никаких концертов…
- Очевидно, что этот альбом остался в студийной практике, и мы совершенно не расшевелили им народ на концертах. Вы знаете, это было просто неизбежно. На каком-то этапе я вдруг понял, что тема «Наутилуса» будет преследовать меня до тех пор, пока я не повернусь к ней лицом. Я должен был взять на себя какую-то ответственность перед этими песнями – и как только я остановился и взглянул на этого призрака, передо мной возникли такие вещи, как круглая дата. А потом я все-таки настоял на том, чтобы с творческой точки зрения это выглядело переработкой наследия. Я поставил перед собой задачу взглянуть на это так, как я мог бы отдать дань уважения тому коллективу, который мне принес очень много полезного и хорошего. Не могу сказать, что это были лучшие годы жизни, но они оказались очень важными для меня. Тем более столько людей относятся к этому с уважением и с любовью! Так что я поставил себе целью постараться найти в себе силы, чтобы организовать это наилучшим образом. Конечно, это получилось не идеально. Я бы немножко по-другому сейчас это себе представлял. Но на тот момент это было определенным этапом. На момент подготовки этой программы порою казалось, что я все делаю не так, но правильнее было это принимать с открытой душой. Когда это заканчивается, понимаешь, что этот этап позади, а ты из него ничего полезного, доброго и благожелательного не извлек, и все лучшее из того ты не взял. Закончился этот этап, и я понял, что слава Богу, что сделал это хотя бы так. После подготовки этой программы я испытал огромный прилив сил. Страшно даже подумать, как здорово это выглядело бы, если бы я сделал это во времена «НАУ». Если бы я не ленился и не чувствовал себя какой-то лужей. Это же настоящее мракобесие! А люди на это ведутся, и даже самые близкие не замечают, что с тобой происходит что-то не то. Подумаешь, немножко вялый, кислый, аморфный, бесчувственный. Потом это «немножко» год за годом растет, и человек превращается в результате просто в какой-то кусок глины.
KM.Ru: Ну да, возвращаясь к до-Адамову состоянию…
- Но вы же понимаете, что если ты попадешь в плохие руки, то из тебя слепят, в лучшем случае, пепельницу (смеется).
KM.Ru: В январе вы выступали в клубе «Икра», и было очень здорово, когда после программы «Наутилуса» вы спели две песни из «Богомола» - «Скажи мне, птица» и «Вселенская».
- Это был крик души. Я понимал, что надо хоть что-то преподнести и оттуда. Застолье застольем, дата датой, а все равно как-то надо возвращаться в свои стези. Так что мы сейчас старательно готовим новый альбом, который будем записывать в июне. Помимо того, что он требует от нас определенной старательности, мы просто обязаны сделать его в соответствии с теми представлениями, которые сейчас для себя активируем. Хотелось бы, чтобы это было интересно не как достижение народного хозяйства, но чтобы и для нас самих это было неким дерзновением. Теперь я позволяю себе и кричать громко, и петь высоко. Это называется «вспомнил молодость». При этом я чувствую, что у меня возникают и некие трудности. Не могу сказать, что другой масштаб, но это похоже на переход из плоского изображения в трехмерное. Ты вдруг впадаешь в такое неожиданное состояние, что тебя даже посещает какая-то паника. Оказывается, мир оказывается настолько многообразен, а ты не ожидал. То ест, надо крепчать – а что еще делать?! Когда я пытаюсь малодушно упиваться ностальгией, я совершенно по-другому ощущаю состояние своей молодости. Я понимаю, что я в тот момент был этим насыщен, мне было достаточно. Но сейчас я это воспринимаю как совершенно пустое празднодейство.
KM.Ru: То есть при работе над новым альбомом вы уже не ищете камерной атмосферы, как это было в «Богомоле»?
- В принципе, камерности не было и в «Богомоле». В звучании там, действительно, был аскетизм. Но сейчас мы, используя стандартные возможности в виде четырех «живых» инструментов, стараемся из них извлечь какую-то энергетику, которая живет в нас проекцией молодости.
KM.Ru: А где это будет записываться?
- Вы знаете, это, конечно, драматическая история. Сгоряча мы сначала опять замахнулись на заграничную студию. Нам выкатили красивый реестр, состоящий из Ирландии, Англии, Франции. Мы долго его рассматривали и наконец почему-то остановились на Италии. По разным причинам – прежде всего потому, что она оказалась доступной по стоимости и мы там никогда не были. Выгода начала нас ласкать, и вдруг так сложились обстоятельства, что нам было нужно срочно записать в Питере на «Добролете» песню на стихи Виктора Цоя «Дети минут». В срочном порядке мы ее сделали, всем настолько понравилось, и в результате мы подумали, а почему бы нам не записать альбом на «Добролете»? Мы, правда, давно там не были – записывали там «Имя Рек» - и тут нас поймала та итальянская прелесть, которой мы сами сунули палец в рот. С итальянской стороны на нас обрушились штрафные санкции, и сейчас мы находимся на распутье.
KM.Ru: В книге Михаила Козырева «Мой рок-н-ролл» весьма неприглядно описан один из периодов вашей жизни. Насколько это было правдиво и корректно, со стороны автора?
- Это остается на совести автора, потому что здесь большая ответственность. Когда человек что-то описывает, он иногда входит в раж. Могу сказать, что с Мишей у нас, в принципе, непростые отношения. Отношения, прямо скажем, не близкие – мы далекие с ним люди. Но нас судьба все время с ним сводит. Буквально в последний раз, когда мы записывали песню для акции Чулпан Хаматовой в помощь детям, больным лейкемией, я просто почувствовал эту потребность сказать Мише, что я просто раскаиваюсь перед Богом в этом нашем с ним противостоянии. Я не знаю, поймет он это или не поймет, но на подспудном уровне он это должен чувствовать. Когда я позвонил ему, включился автоответчик, и я как-то оробел и сказал ему все, что хотел, лишь в общих чертах. Но главное, что я стараюсь все эти смущающие и соблазняющие меня вещи воспринимать так, чтобы они меня не волновали. Сейчас задача такая, чтобы найти с Михаилом что-то такое, на чем бы мы сомкнулись. Разгрести все междоусобицы – это всегда большое счастье. После этого год живешь только на этой энергии и на этом источнике. Как будто тебя отправили в санаторий на заслуженный отдых (смеется).
KM.Ru: Напоследок очень хотелось бы услышать ваши впечатления от участия в записи песни «Алисы» «Рок-н-ролл».
- Там же масса народу участвовала! Костя, надо сказать, очень обстоятельно подошел к процессу. В таких вещах меня обычно смущало то, что люди все делали очень организованно и небрежно. Дескать, я тут песню сочинил, а вы придите спойте. А тут все было четко выверено. Не было никаких недоразумений, и Костя все объяснил очень внятно. На студии тоже была готова смена, и никаких нудных ожиданий не было. В принципе, такое сотрудничество и должно быть на уровне неиспорченного смысла слова «собрание». Когда все приносят по кирпичику, есть в этом нечто основополагающее, на чем можно дальше стоять и строить. Очень часто подобные проекты скатываются до уровня тусовки, когда вроде бы все свои, но нет никакого результата. И пользы, потому что не целенаправленно и бессмысленно. Я не буду приводить примеры, но их много. От нас здесь уже требуется стратегическое участие, чтобы это не превращалось в пыль, шум и гам. Я вообще с большим доверием отношусь к тому, что делает Костя Кинчев, а в особенности к тому, что они сейчас затеяли с Димой Ревякиным к 50-летию Александра Башлачева. Я тоже в этом почувствовал основательность. При этом они проявляют абсолютную степень доверия: мне прислали песню «Посошок» с уже записанной подложкой, и я почувствовал, что тут особенно не покривляешься. Я вынужден был сделать в этих обстоятельствах то, что мог сделать, и даже порадовался этому обстоятельству. Сначала я, конечно, кряхтел, но потом все встало на свои места. Я воспринял смысл этой песни не как рюмку на ход ноги, а как маленький посох поводыря, который потом можно, когда ты духовно вырастешь, повесить на веревочку и ходить с ним (смеется).
KM.Ru: А правда ли, что в трибьюте Рикошету «Выход Дракона» вы должны были спеть песню «Бонни и Клайд»?
- Нет, неправда. Я остался в стороне, и, в общем-то, это правильно. Конечно, во мне есть какие-то появления панковской культуры, но я все равно слишком для этого запуганный человек. Мне всегда не хватало духу для того, чтобы предъявить настоящий вызов обществу. Но я всегда относился к проявлениям этой культуры с пиететом. Костя Кинчев не даст совратить, как мы куролесили, как я с открытым ртом наблюдал за их с Рикошетом представлением. По сравнению с этим то, что показывал Рикошет на сцене, – это просто детский лепет. Когда это происходит в реальной жизни, это, конечно, потрясающе!
KM.Ru: Вас это восхищало?
- Не то чтобы восхищало, но я понимал, что это такая запретная зона, где нужно быть очень подготовленным и очень уверенным, чтобы это не выглядело как показуха или выпендреж. Это должно происходить естественным образом. Многие не позволяют себе таких вещей. Чтобы так ураганить, нужно иметь определенный дар. Чтобы прохожие призадумались, как человек может себя выделить из этого мира, при этом никого не обижая, не раздражая и не вызывая чувства озлобленности и возмущения. Это Дар. У каждого свой дар – и мы должны друг друга этим даром восполнять. Когда люди начинают друг друга ценить, в этом и есть наивысший смысл любви. Когда в нашей душе пробуждается тоска по тому, что где-то есть двухсотмиллионный человек, в котором есть что-то такое, чего нет во всех остальных.
Денис Ступников
www.KM.ru
